В сложный период после получения диагноза очень важна поддержка окружающих. В моем случае, таких людей было мало. Это был 1997 год. В то время ВИЧ-инфекция была сильно стигматизирована, о ней было сложно говорить. И тогда в отличие от сегодняшней ситуации не было никакого лечения.  

У меня возникло осознание, что какая-то присущая жизни бесконечность закончилась. Я был как будто в клетке ограниченного времени, и это забирало у меня много сил. Я не думал о какой-то мучительной смерти. Просто ушла тяга к жизни, как будто из меня вынули батарейки. В те годы я жил в отчаянии и употреблял наркотики, что позволяло мне «забивать» на свою жизнь. Я не видел для себя особых перcпектив.  

Позже я коснулся дна, в котором моя жизнь стала невыносимой и физически, и эмоционально.  Мне помогли первые появившиеся реабилитационные центры, в которых была психотерапия. С ее помощью я начал работать над преодолением своих проблем и узнал о философии выздоровления от наркозависимости. Потом подруга привела меня в «Позитивное движение», где я открыл для себя, что такое помощь наркозависимым без осуждения и подход снижения вреда. Мне было важно видеть других ВИЧ-положительных людей, с которыми я мог поделиться своими проблемами. Мы помогали друг другу.

Самым значимым шагом для меня стало начало приема антиретровирусной терапии в 2007 году. До этого мне было очень плохо. Часто у меня не было сил просто передвигаться. Я знал, что лекарства, снижающие вирусную нагрузку, уже существуют в Европе, и просто ждал их появления в Беларуси. У первых препаратов было очень много побочных эффектов. Нужно было терпеть, потому что я знал, что без этого лечения я умру.

С началом антиретровирусной терапии у меня появилась внутренняя сила, я наконец начал нормально жить. И когда я видел, что у меня уже не 50 или 100 СД4-клеток, а 200–300, то понял, что лечение действительно помогает. Это стало взлетной полосой в моей жизни. Узнав, что эти лекарства и дальше будут ввозиться в нашу страну и я буду их бесплатно получать, я стал меньше бояться умереть от ВИЧ-инфекции. 

У здорового человека в 1 мл крови содержится 800-1200 СД4-клеток, которые отвечают за реагирование иммунной системы на различные инфекции. У ВИЧ-положительных пациентов при благоприятном течении заболевания количество СД4-лимфоцитов около 500. Снижение иммунного статуса до 200 клеток и ниже угрожает жизни, так как в организме развиваются оппортунистические инфекции.

Я не могу сказать, что живу как полностью здоровый человек. Нужно тщательнее следить за состоянием своего здоровья, и ответственность за него лежит полностью на мне. Хроническое заболевание — это то, что никуда не денется. В самые сложные моменты я говорил себе, что должен собраться с силами, как барон Мюнхгаузен поднять себя за волосы и проверять нужные показатели, ходить на групповые занятия, к психологу. Зависимым людям обязательно нужно карабкаться и что-то с собой делать. Им нельзя сидеть на месте.  

Я не заморачиваюсь над тем, что будет. Никто не знает. Я устраиваю свою жизнь в этом конкретном моменте. Когда болезнь завладевает всем вниманием, уходит интерес к жизни.

Первая мысль, которая приходит в голову, — это не со мной, у меня ничего нет. Диагноз нужно принять. Да, теперь нужно принимать таблетки. Да, с положительным ВИЧ-статусом меня могут не любить. Да, врач может со мной разговаривать не так, как мне бы хотелось. Да, со мной кто-то вовсе может перестать общаться.  

Лично я получал жизненную энергию, когда говорил о своем положительном ВИЧ-статусе, когда делился этим с людьми как равный консультант. Когда я говорил, что нужно лечиться, я говорил это в том числе самому себе и убеждал себя еще больше.  

В реабилитационном центре я в свое время увидел, что есть люди, которые при помощи разговоров творят чудеса. Мне очень это нравилось и во многом побудило получить образование психолога. Сейчас я сам помогаю другим людям.

Как бы человек ни был позитивно настроен на эту жизнь, именно антиретровирусная терапия — тот фундамент, который позволяет иметь в ней перспективы. Терапия стала огромным прорывом в моей жизни. Без нее я бы уже давно умер.